А был ли праведник? Несколько штрихов к портрету Андрея Сахарова

3/13/2012   Армянский терроризм и фальсификации

Газета "Бакинский Рабочий"

Увы, как летит время, как быстро все вокруг меняется, глобальные события и судьбы отдельных людей мелькают в памяти, вызывая лет через двадцать, переоценку ценности и самих событий и значимости людей их сотворивших.

Удивительно, но сегодня молодое поколение почти ничего не знает об Андрее Сахарове, знаменитом в советское время ученом, пытавшимся позже, во время «перестройки», проявить себя правозащитником мирового уровня. И, надо сказать, что ему это удалось. Думается, что он в полной мере заслужил свою Нобелевскую премию, равно как и Горбачев, — за развал Советского Союза. То, что не стало СССР, наверно, пока рано говорить, хорошо это или плохо, ведь даже о французской революции произошедшей 14 июля 1789 года, до сих пор говорят — время покажет. Единственное, хочется верить, что и распад СССР, и становление независимости бывших советских республик, без участия сахаровых-горбачевых, могло бы быть процессом менее кровавым, более безболезненным, возможно наиболее конструктивным. А для Азербайджана, в частности, вопрос Нагорного Карабаха, старательно раздувавшийся в то время, так же и Андреем Сахаровым, с большой долей вероятности, мог быть решен в процессе мирных переговоров без настоящей войны, без гибели безвинного мирного населения, без изгнания местных жителей, без оккупации. Многое могло быть совсем по-другому.

На первый взгляд Андрей Сахаров представляется великим ученым, правозащитником, гуманистом. Однако, благодаря доступности интернета, сегодня появляется все больше опубликованных воспоминаний, свидетельств и мнений современников, друзей, знакомых Сахарова, которые позволяют рассмотреть несколько новых штрихов к портрету известного академика и сделать более объективные выводы по значимости так называемого, «наследия Сахарова».

Итак, насколько же соответствует истине общепринятое мнение о том, что академик Сахаров изобрёл водородную бомбу? Сама идея создания термоядерного оружия принадлежит известным физикам Энрико Ферми и Эдварду Теллеру. В Америке, разработки по водородной бомбе начались еще с 1942 года. Теллеровская концепция термоядерного оружия 1942-1950гг. по существу представляла собой цилиндрический контейнер с жидким дейтерием. Этот дейтерий должен был нагреваться от взрыва инициирующего устройства типа обычной атомной бомбы.

В апреле 1946года, на секретном совещании по водородной бомбе в Лос-Аламосской лаборатории присутствовал некто Клаус Фукс, который чуть позже передал материалы данного совещания представителям советской разведки, потом попавшие к советским физикам.

В июне 1948 года по постановлению советского правительства в ФИАНе под руководством И. Е. Тамма была создана специальная группа, в задачу которой входило выяснить возможности создания водородной бомбы в СССР. Андрей Сахаров попал в эту группу случайно. Академик В.Л.Гинзбург (лауреат Нобелевской премии), в своих воспоминаниях много раз вспоминал, как Сахаров был у него аспирантом, потом кандидатом, что в свои двадцать пять, он уже имел двоих детей, жена ждала третьего, а жить было негде. Гинзбург, занимающийся проблемой бомбы, пожалев его, предложил включить Сахарова в создаваемую группу известных, мастистых академиков, потому, что в засекреченном Арзамасе-16, в это время, давали для жилья частные коттеджи. Группа начала работу по проверке и уточнению расчётов, которые проводились в московской группе Я.Б. Зельдовича в Институте химической физики.

Надо сказать, что в тот период времени эта группа Я.Б. Зельдовича, как и арзамасские сотрудники, определённую часть своих усилий посвящали именно данным, под кодовым названием «труба» — в соответствии с информацией, полученной от К. Фукса. Однако, позже американцы пришли к выводу, что использование в создании водородной бомбы специфики называемой «трубой», является ошибочным, они начали новые разработки в начале 1950года, Клаус Фукс пытался скопировать секретные документы и был арестован. Естественно, советским физикам пришлось исходить из того, что было и ждать поступления новых разведданных по ядерной физике. В ноябре 1952 США первыми в мире произвели термоядерный взрыв. Его мощность превысила 10Мт, а поток нейтронов был настолько велик, что американским физикам, изучавшим продукты взрыва, удалось даже открыть два новых трансурановых элемента, названных эйнштейнием и фермием.

Новые данные о создании водородной бомбы в СССР приводятся в книге Томаса Рида и Дэнни Стиллмана «Ядерный экспресс», готовящейся к

публикации в одном из американских изданий. Как пишут авторы исследования, «создатель советской водородной бомбы академик Андрей Сахаров получил рецепт данного оружия от одного из американских шпионов, работавших на КГБ». В книге приводится подробное изложение фактов, сопутствовавших созданию данного оружия массового поражения, в ней содержатся стенограммы научных дискуссий о том, кому именно принадлежит авторство в данном открытии, а также утверждения о шпионском факторе, способствовавшем достижению Сахарова. Хотя ранее факт создания советской водородной бомбы Андреем Сахаровым считался общепризнанным, книга Рида и Стилмана ставит под сомнение информацию, согласно которой идея создания данного вида ОМП принадлежит академику Сахарову.

С конца пятидесятого года в СССР, в группах по созданию водородной бомбы параллельно развивались два специфических направления — «труба» и «слойка», причём последнему в силу его очевидных достоинств и технологичности отдавалось явное предпочтение. Именно «слойка» была успешно реализована в советском испытании термоядерного заряда 12 августа 1953 года.

Существовало мнение, что Сахаров высказал основную идею обеспечившую решение всего вопроса: гетерогенную конструкцию из чередующихся слоёв лёгкого вещества (дейтерий, тритий и их химические соединения) и тяжёлого ( 238U), названную «слойкой».

Однако, согласно воспоминаниям коллег покойного академика, дейтерид лития предложил использовать в термоядерном заряде именно академик В.Гинзбург, получивший, кстати, Нобелевскую премию за научный вклад в развитие теории сверхпроводимости и сверхтекучести. А знаменитую «слойку» предложили использовать ученые В.Адамский и О.Лаврентьев. В книге Ю.Малышева «С ядерным веком на «ты»!», опубликованной в 2001 году, написано: «молодой учёный Андрей Сахаров творчески развил идеи В.Адамского, Ю.Романова, О.Лаврентьева».

Непосредственно работа Лаврентьева, в которой он предлагал вместо дейтерия и трития использовать дейтерид лития 6 в твердом состоянии, была основополагающей, тем более что его изготовить было гораздо дешевле и легче в необходимом количестве. Топливо начинало вступать в реакцию от взрыва атомной бомбы и выдавало огромную мощность. Проще говоря, скорость взрыва водородной бомбы при помощи электрического поля замедлялась в миллионы раз, и весь процесс высвобождения колоссального

выделения энергии находился под контролем электрического поля. И в этом направлении именно Олег Лаврентьев оказался первым. Но работу Лаврентьева отдали другим ученым, и, в частности, уже Сахаров делал на нее заключение, и при награждении за успех научной работы автора, О.Лаврентьева, благополучно «забыли», а Сахаров не стеснялся и далее «снимать сливки».

В общем, советская мобильная водородная бомба была взорвана в августе 1953 года, после чего и пролился на всю группу ученых звёздный дождь в виде всевозможных званий, премий, типа ленинских и сталинских и так далее. В общем, звёзды героев соцтруда в результате не получили разве что уборщицы, которые у них полы мыли и непосредственный автор идеи О.Лаврентьев.

Полученных бомб мощностью 4-5 мегатонн с чисто военной точки зрения вполне хватало для того, чтобы уничтожить противника вдоль и поперёк. Американцы, люди практичные, это быстро поняли и над вопросом увеличения мощности больше не заморачивались. Стандартная американская термоядерная боеголовка W88, стоящая на большинстве американских стратегических ракет, имеет мощность «всего-навсего» 475 килотонн, этого вполне достаточно для того, чтобы оставить воронку радиусом пару километров. А вот Хрущёва охватила гигантомания: «советская бомба - самая мощная!», и поэтому Сахаров ещё в течение десяти лет работал над увеличением мощности термоядерных боеприпасов. Ненужность, с военной точки зрения, подобных забав, объяснить Хрущеву было некому, и Сахаров в 1958 году получил вторую звезду героя СССР за увеличение мощности водородных бомб. Правда, додумался он до этого опять-таки не сам, а снова, работая в группе под руководством академика Зельдовича.

Третью звезду героя СССР Сахарову дали за создание знаменитой «кузькиной матери» — самой мощной в мире бомбы в 58 мегатонн. Естественно, Сахаров её придумал не сам, а под руководством академиков Харитона и Гинзбурга. Вот только, с военной точки зрения, эта бомба оказалась совершенно непригодной: её мощность была такова, что только от одного-единственного её испытания на полигоне Новая земля, земная ось сдвинулась на несколько долей градуса. Необратимые климатические изменения и радиоактивные изотопы, рассеявшиеся от взрыва по всему земному шару, вызвали, как помнится бурю негодования во всем мире.

Действительно, что толку закидать противника такими бомбами, если в результате пострадает вся Земля вместе с тобой?! Так что в конечном

итоге, тут даже Хрущёву оказалось понятно, что к чему, поэтому «кузькина мать» так и осталась в единичном экземпляре, не пойдя в серию…

Американцы, ещё в пятидесятые годы прекратившие работы над увеличением мощности термоядерных зарядов, решили: «что толку раздолбать вражескую страну вдребезги пополам? Не проще ли уничтожить живую силу противника, а всю инфраструктуру оставить в неприкосновенности?». И в 1963 году создали нейтронную бомбу мощностью всего-навсего в одну жалкую килотонну, однако же, способную убить всё живое на расстоянии трех километров от эпицентра взрыва, при этом оставив в неприкосновенности города, дороги, заводы. Советское военное руководство до этого, «гениального» в своей простоте решения дошло лишь в 1978 году, когда дало задание ядерному центру в городе Арзамас-16 разработать советский нейтронный боеприпас, стоящий на вооружении и по ныне… Только вклада Сахарова в эту разработку не было ни малейшего, потому, что в 1978 году академик Сахаров в советской физике был уже персоной нон грата, и к новейшим разработкам его не подпускали и близко.

А ведь Андрей Сахаров был вполне «советским» человеком, более того, в некоторых отношениях, даже намного более радикальным, чем многие его коллеги. Когда появилась сверхмощная водородная бомба в 100 мегатонн, многие учёные, например, Курчатов, пришли в ужас от дела рук своих и начали «борьбу за мир». Сахаров же был убеждённым сторонником супербомб, даже предлагал, что документально зафиксировано, на одном из совещаний в Кремле, установить одну такую бомбу на подводную лодку и взорвать у берегов США, вызвав цунами...

Или, как пишет его современник, академик Валентин Фалин: "А.Д.Сахаров выступал за размещение вдоль Атлантического и Тихоокеанского побережий США ядерных зарядов по 100 мегатонн каждый. И при агрессии против нас либо наших друзей, нажать кнопки».

Представитель ВМФ адмирал П.Ф.Фомин в резкой форме раскритиковал предложение Сахарова. Вот как сам академик описывал это событие в своем дневнике: « После испытания «большого» изделия меня беспокоило, что для него не существует хорошего носителя. Я решил, что таким носителем может явиться большая торпеда, запускаемая с подводной лодки. Однако, адмирал Фокин был шокирован «людоедским» характером моего проекта, заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бороться с

вооруженным противником в открытом бою, и что для него отвратительна сама мысль о таком массовом убийстве».

Так что же такого могло произойти, чтобы советский ученый, убежденный коммунист, награжденный всеми высшими наградами СССР, был отлучен от работы и стал нежелательным гостем у друзей. Ответ банален до неприличия, как говорят французы — ищите женщину!

Как вспоминает сын известного ученого, одного из близких знакомых Сахарова, « Андрей Дмитриевич был хороший физик и ... великий подкаблучник. Если бы не умерла рано(в 1969году) его первая жена , которая спасла его фактически от голодной и холодной смерти во время войны , то не было бы вопроса «Сахаров любил/не любил Россию и русский народ». Первая его жена, Клавдия Вихирева, была от Бога, вторая, Елена Боннэр - от сатаны!».

Чтобы вообще понять сущность Андрея Сахарова, нет другого выхода, как поближе познакомиться с этим «сатанинским отродьем», второй женой Сахарова — Боннэр, урожденной Лусик Левоновной Кочарян.

Из опубликованных воспоминаний самой Боннэр: « …из родных моего кровного отца Кочарова (Кочаряна) Левона Саркисовича я знала только его мать, мою бабушку, Герцелию Андреевну Тонунц. Ее сестру Елену, которая нянчила меня в младенчестве, и деда я не помню. До революции они жили в городе Шуша, но бежали в Туркестан из Нагорного Карабаха, когда там началась гражданская война. Родители Левона Кочаряна уроженцы двух граничащих друг с другом армянских уездов Елизаветпольской губернии: отец – Саркис Кочарян – из города Шуша, центра одноименного уезда, мать – Герцелия Тонунц – из села Хинзирак Зангезурского уезда».

И вот в жизни Елены Боннэр появляется отчим Геворг Алиханян, завидный жених для ее матери Руфи Боннэр, сумевшей выйти за него замуж. Хотя ходили слухи, что первая жена Алиханяна Сато, узнав про любовный роман мужа с Руфью Боннэр, покончила с собой, бросившись под трамвай. То, что какая-то тайна существовала, косвенно подтверждает в своих воспоминаниях и сама Елена Боннэр: «Семью своего папы (отчима) Геворга Саркисовича Алиханяна я почти не знала. И его родственники не знали, что я не родная его дочь. Он просил маму никогда им этого не говорить».

Геворг Алиханян был личностью незаурядной, в воспоминаниях самого Андрея Сахарова, ему посвящено довольно много строк, откуда можно узнать, что Алиханян окончил семинарию в Тифлисе вместе с Анастасом

Микояном, вместе с ним был в дашнаках, вместе, позже, стали большевиками. Знал Камо, Берию. Активный участник Бакинской коммуны и установления советской власти в Армении в 1920 году. Провозгласил советскую власть с балкона в Ереване перед собравшейся толпой и частями Красной Армии и тогда же послал вошедшую в историю телеграмму об установлении советской власти «вождям мирового пролетариата – Ленину, Троцкому, Зиновьеву», самовольно подписав – Первый секретарь ЦК КП(б) Армении. Работал вместе с Кировым. В последний период жизни был членом Исполкома Коминтерна, заведующим отделом кадров Коминтерна. В мае 1921 года Алиханяна переводят в Москву, назначив секретарем Бауманского райкома партии. Проработавшего чуть более года в Москве Алиханяна перебрасывают в Петроград на ответственный идеологический участок в Выборгский райком партии. С сослуживцами отношения Алиханяна не складываются и в 1924 году он оказывается в… Чите, как бы в почетной ссылке.

В феврале 1926 года до Читы доходит весть о том, что секретарем Ленинградского губкома партии стал добрый знакомец Алиханяна по Закавказью – Сергей Миронович Киров. Он и вызывает своего соратника с женой в Ленинград на ответственную работу в Василеостровский обком партии, который через год Алиханян и возглавит. Семье Алиханянов дали комнату на третьем этаже гостиницы «Астория» с видом на сквер и Исаакиевский собор. В народе гостиницу эту прозвали «Ленинградским домом Советов», хотя никаких Советов там не было: просто гостиницу заселили партийными и советскими работниками северной столицы. Из «Астории», где они прожили не так уж и долго, Алиханяны переехали в дом 26–28 по улице Красных Зорь, позже переименованной в Кировский проспект. В том доме жил и сам Киров, хозяин города. Он и его жена жаловали вниманием Алиханянов и дружили домами.

За безупречную работу партия в лице Кирова весной 1927 года выделила Алиханянам квартиру из 8 комнат с мраморным полом в коридорах в доме 18 по Малой Морской улице (позже ул. Гоголя). То был «Гранд-Отель», некогда принадлежавший шефу жандармов графу Бенкендорфу.

Что же, шикарно жить не запретишь, особенно за счет государства, но какой-то странный дух витал в этой армянской семье. Как пишет в своей статье Гамлет Мирзоян: «В круг друзей Алиханянов, естественно, входила и верхушка Коминтерна. Особенно неровно дышала на главу семьи Пассионария, она же Долорес Ибаррури, будущий председатель компартии Испании. Как вспоминает Елена Боннэр, Долорес «никого, кроме папы, не замечала – ни маму, ни нас». Ее громовой голос то и дело доносился из

кабинета отца, заполняя собой весь дом. Появлялась она всегда с подарками – то детям, то Геворгу».

«Году в 35-м, в начале 36-го, – напишет после Елена Боннэр, – мне казалось, что между папой и Долорес, помимо видимых, возникли еще какие-то другие, более интимные, отношения». Собственно, такое положение дел никого не шокировало в данной семье, Алиханян был известный ловелас, в 1922году в Ленинграде, встречался также и с другой женщиной, родившей ему дочь Инессу. Видимо, с детства Люся, как ее называли домашние, и впоследствии Сахаров, впитала в себя, что ради возможности отдыхать в Артеке – Всесоюзном пионерском лагере, и, не напрягаясь, жить на широкую ногу, вполне можно поступиться вопросами морали.

Тем более, что начиная с прабабушки по материнской линии, как пишет сама Боннэр, все имели по несколько мужей: « …я хорошо помню свою прабабушку с материнской стороны. Она была два раза замужем, первый — Матвей Рубинштей, был кантором в синагоге, расставшись с ним, вышла замуж за Матвея Боннэра, купца».

Да, собственно, и мать Елены Боннэр, Руфь Григорьевна, участвовавшая в гражданской войне на Дальнем Востоке, и родившая в 1923году свою дочь, тоже побывала два раза замужем, умудрившись при этом сохранить свою девичью фамилию, которую, ее дочь, Елена Боннэр, несмотря и на свои неоднократные замужества, также сохранила в неприкосновенности.

Наступивший 1937год все изменил в жизни Алиханянов. Геворг был репрессирован, а его Руфь, как жена репрессированного попала в Акмолинский лагерь, в простонародье называемый «АЛЖИР». Жизнь Елены Боннэр сравнялась с жизнями огромного количества советских людей, попавших в «сталинскую мясорубку». Приходилось учиться просто выживать, втихомолку оплакивая прошлую безбедную жизнь, такую красивую, такую сладкую… К примеру, Геворг Алиханян был нежным и добропорядочным сыном. Ежемесячно он посылал в Тбилиси матери Шушаник и сестре Айкануш деньги и особую справку, по которой они могли отовариваться в тбилисском спецмагазине. И вдруг все это разом прервалось. Шушаник кинулась к матери Богдана Кобулова (в те годы одного из руководителей НКВД Грузии), их сыновья в юности были дружны. Но мать Кобулова накричала на Шушаник и сказала, чтобы та не смела больше показываться ей на глаза. Пришлось Шушаник с дочерью, скрепя сердце, перебираться в Ереван.

Несомненно, что именно этот стресс, оставивший молодую девушку без специальных номенклатурных возможностей ублажать свою жизнь, оказал влияние на характер и становление судьбы Елены Боннэр.

Боннэр, как и миллионы простых советских людей, вставших на защиту своей родины в 1941 году, была на войне, и, кажется, безусловно, за это заслуживает уважения. Но, увы, это только так кажется…

В марте 2010 вышло интервью Елены Боннэр, проекту журнала «Сноб», перепечатанное почти всеми российскими СМИ и прогремевшее на всю Россию « Воевали не за родину и не за Сталина, просто выхода не было».

На реплику журналиста о начале войны, о сотнях тысячах добровольцев, ушедших на фронт, Боннэр заявляет: « это большая ложь про миллионы добровольцев. Добровольцев в процентном отношении было ничтожно мало. Была жесткая мобилизация. Всю Россию от мужиков зачистили. Колхозник, или заводской работяга — те миллионы, которые полегли на «просторах родины широкой», были мобилизованы. Только единицы — дурни интеллигентские — шли добровольно. …Воевали не за Родину и не за Сталина, просто выхода не было: впереди немцы, а сзади СМЕРШ. А я не воевала в прямом смысле. Я никого не убила».

Из интервью понятно, что Боннэр была мобилизована, как медсестра, но оказалась на совсем другой должности, которую в армии быстро ликвидировали – помощник политрука. Став снова санинструктором, работала на санитарной «летучке», это такой небольшой поезд из товарных или пригородных вагонов, задачей которого было быстро эвакуировать раненых бойцов. Через пару месяцев санпоезд попал под бомбежку и Боннэр получила ранение. Оказалось, что и на войне, для таких, как Боннэр был «блат», как она сама вспоминает: « доктор Кинович командовал эвакопунктом и решал, кого в первую очередь обрабатывать, кого без обработки отправлять дальше. Мне повезло, он раньше был знаком с моей тетей, и поэтому сразу же взял меня в кабинет на медобработку. Потом отправили в вологодский госпиталь и я понимала, что с подачи Киновича ко мне очень хорошо относятся. Ясно совершенно, так сказать, опекают по блату. Потом, в Свердловске, повезло с доктором Дорфманом, взявшим меня к себе медсестрой военно-санитарного поезда, потому, что ясно, меня бы послали не на санпоезд, а на передовую. Всех туда посылали тогда. Посылали же просто дыры замазывать людьми. Это начало 1942 года, время, когда никто оттуда не возвращался».

Вот и вся ее война, которую она прокатала на колесах в санитарном вагоне, забыв о миллионах соотечественников, которые, в отличие от нее, пешком прошли всю войну, и в полевых госпиталях, и ползком проползли по окопам.

Мой отец, кстати, четырнадцатилетний доброволец, рассказывал, что практически вся молодежь на войне, были добровольцами, и действительно сами писали рапорты, рвались на передовую. В Москве, одного ополчения было 300 тысяч, а в конце 41 года, добровольцы отстояли Тулу (тульский рабочий полк), все без исключения девушки — снайперы, военные летчицы, партизанки, были только добровольцы. А сколько добровольно отказывалось от брони, уходили на фронт!

Вот один из многих комментариев, вызванных словами Боннэр, ветерана ВОВ, Александра Ефимова, отказавшегося от брони и вернувшегося с фронта с двумя орденами Красной звезды: « госпожа Елена Боннэр в своем интервью плюнула на солдатские могилы, начав судить о них по себе. Откровения «правозащитницы» вызывают сложное чувство: если налить в стакан – получится небольшая светлая прослойка сверху, потом сгущающаяся муть, потом – тяжелый осадок. Хотел просто забыть, но осадок давил и захотелось разобраться. Кто она, эта многогранная многоликая женщина? Была ли она талантом в чем-то? Научных трудов, стихов – не знаю. Не читал, не слыхал. Был ли у нее талант самоотдачи ради родственников? Те, кто ее узнавали, жалели ее близких. Был ли у нее талант любви? Очень сомневаюсь. Не хочу затрагивать ее личную жизнь, там ей Бог судья. Разное рассказывают, и опять нехорошее. Если она относилась к своим мужчинам так, как к Родине, ( как она это здесь описала – а это, в общем-то, сообщающиеся сосуды)– то бедные ее мужчины. Состоялась ли она профессионально? Нет, она не любила свою профессию, полученную по несчастью, и ушла из нее при первой возможности. Ушла в политику, а политики, как известно – несостоявшиеся профессионалы. Так кто она? Наверное, если очистить второстепенное, то останется ее основная ипостась, доминанта личности. Эту доминанту можно выразить одним словом: националистка. Этой нервущейся нитью ее национальности сшиты все лоскутья ее пестрой жизни. Она сказала «дыры замазывать». Это так отвратительно — дыры. Замазывать. Слушайте, вы. Души наивных интеллигентов и чистых пареньков, прибежавших в военкоматы. Мужиков, которые обняли своих детей, жен, и ушли, за солдатом солдат. От военкомата. С бритыми навечно головами. Учитесь Родину любить».

Даже о своей первой любви, поэте Всеволоде Багрицком, добровольно пошедшем на фронт и там погибшим, Боннэр говорит: «Начался бег из Москвы. Все поддались этому бегу. Сева оказался в Чистополе. В Чистополе,

видимо, Севе было невмоготу абсолютно. И вот эта немогота, а не патриотический подъем, я в этом уверена, именно немогота заставила его подать заявление идти в армию».

Так же ярко было сказано и про образ Родины, как зондер-команды: «Всю Россию от мужиков зачистили...». Ясно, что у нее самой с Родиной отношения были непростые, на место рождения в город Мары Туркменской ССР, ехать не хотела, на этническую родину в Армению тоже не тянуло. Сказывалось, видимо, извечная армянская тоска по чужим территориям… Как-то сомневаешься, а радовалась ли она вообще победе над фашизмом…Еще один ветеран послал ей письмо, где были такие слова: «…это праздник. Со слезами на глазах, но праздник. А вы хотите перенести этот праздник за океан. А у нас, в России, хотите сделать из него похороны с дракой. Это мерзко».

Изучая биографию Андрея Сахарова, ближе знакомясь с фактами его жизни приходит убеждение, что он сам себя не знал, растерявшийся после смерти первой жены, он словно существовал в своем отдельном мире. Вдруг, после знакомства с Боннэр, он превращается в ярого антисоветчика, хотя ранее был трусоват, не мог отстоять свою точку зрения. Например, в начале 50-х годов на одной из узких и плохих дорог близ «спецобъекта», где Сахаров работал, его легковую машину задел и столкнул в кювет встречный грузовик. Сахаров получил незначительные травмы, оказался в больнице, а шофера грузовика судили за диверсию и покушение. «Я знаю, это было случайно, но шофер грузовика получил большой срок, а я не вмешался, я должен был тогда вмешаться, думал об этом, но ничего не сделал» — позже признавался Сахаров.

Более того, в одночасье бросает своих детей совершенно одних, не задумываясь, какого детям без умершей матери, хотя младшему сыну Дмитрию, было всего пятнадцать, и переезжает жить к Боннэр. У Боннэр было двое своих детей от первого мужа, с которым, она, якобы, рассталась в 1965году, хотя официально с Иваном Семеновым развелась только в 1971году, для того, чтобы оформить брак с Андреем Сахаровым.

Когда читаешь воспоминания известного историка и общественного деятеля Роя Медведева, Сахарова просто жаль становится : « о жизни А.Д.Сахарова в квартире на улице Чкалова имеется много воспоминаний. Всегда, после

ухода гостей Сахаров сам мыл или, вернее, перемывал всю посуду. Я также видел все это, но у меня подобные картины вызывали лишь сожаление. Сахаров просто нуждался в нормальном горячем ужине и не мог есть из грязных тарелок. Елена Георгиевна Боннэр, возможно, имела много достоинств как подруга и соратница Сахарова, но ее трудно было бы назвать спокойной и мягкой женщиной, внимательной женой и хорошей хозяйкой. Даже ее дочь Татьяна иногда при гостях разговаривала с академиком с раздражением, а то и грубо. Е.Г.Боннэр принимала живое участие во всех моих разговорах с Сахаровым, причем активно вмешивалась в разговор, не останавливаясь и перед весьма резкими выражениями. В таких случаях Сахаров лишь нежно уговаривал свою жену: «Успокойся, успокойся». Это дошло вскоре до публичного конфликта, о котором Андрей Дмитриевич позднее очень сожалел. Однако прежних длительных и доверительных бесед с Андреем Дмитриевичем у меня уже не было».

Андрей Сахаров, под чутким руководством своей новой супруги стремительно терял друзей и остатки былого авторитета в научной среде. Сын всемирно известного ученого Петра Капицы пишет в книге «Мои воспоминания» : «Елена Боннэр обратилась к отцу с просьбой подписать письмо в защиту одного диссидента. Отец отказался, сказав, что он никогда не подписывает коллективных писем, а если это надо - пишет сам кому надо. Но чтобы как-то смягчить это дело, пригласил Сахаровых отобедать. Когда обед закончился, отец, как обычно, позвал Андрея Дмитриевича к себе в кабинет поговорить. Елена Боннэр моментально отреагировала: «Андрей Дмитриевич будет говорить только в моем присутствии». Действие было как в театре: длинная пауза, все молчали. Наконец отец сухо сказал: «Сергей, проводи, пожалуйста, гостей». Гости встали, попрощались, отец не вышел с ними в переднюю, там они оделись, и я проводил их до машины».

Полностью отойдя от научной работы Сахаров переключился на правозащитную деятельность, о чем пишет в своем дневнике: «Люся подсказывала мне (академику) многое, что я иначе не понял бы и не сделал. Она большой организатор, она мой мозговой центр».

…Легенда о «великом ученом Сахарове» растаяла. Так разрушаются личности, которые были вознесены на вершину горы не своим трудом и потом, а течением, на волне эпохи, просто оказавшиеся в нужное время в нужном месте. Андрею Сахарову явно не хватило внутреннего стержня воплотить удачное стечение обстоятельств в советской науке в собственную личность. И даже его последующая правозащитная деятельность тоже неоднозначна. А. И. Солженицын, в целом оценивая деятельность Сахарова, критиковал его за излишнее внимание к проблеме свободы эмиграции из СССР, в особенности эмиграции евреев. Как писал Сахаров в своем дневнике: «.влияние моей жены Солженицын видит в том, что она, якобы, толкает меня на эмиграцию, на уход от общественного долга и прививает мне повышенное внимание к проблеме эмиграции вообще в ущерб другим, более важным проблемам. Однажды проходил разговор с женой Солженицына Натальей, она сказала: как я могу поддерживать поправку Джексона и вообще придавать большое значение проблеме эмиграции, когда эмиграция – это бегство из страны, уход от ответственности, а в стране так много гораздо, более важных, гораздо более массовых проблем? Она говорила, в частности, о том, что миллионы колхозников по существу являются крепостными, лишены права выйти из колхоза и уехать жить и работать в другое место. По поводу нашей озабоченности Наталья сказала, что миллионы родителей в русском народе лишены возможности дать своим детям вообще какое-либо образование. Возмущенная «нотацией» Натальи, Люся воскликнула: «На...ть мне на русский народ! Вы ведь тоже манную кашу своим детям варите, а не всему русскому народу»».

Что и требовалось доказать… Все разглагольствования Боннэр о правах человека сводились к одному, как по вкуснее, и по легче сварить «манную кашу» себе и своим детям. Став в 1964 году кандидатом в члены КПСС, и в 1965году, после ХХII съезда вступив в коммунистическую партию, Боннэр, помня, как раньше жила партийная номенклатура, надеялась дорваться до «кормушки». Однако, времена уже были не те, да и ее возраст уже поджимал, как говорится, а семейные проблемы хотелось решить.

После 1968года, когда СССР ввел свои войска в Чехословакию, в советском обществе появился новый способ решать свои личные проблемы — стать диссидентом, и жить, уже, за счет западных, как сейчас говорят, грантов. Боннэр, познакомившись с Сахаровым в 1971 году, только на минуту представила, какой эквивалент получит от заинтересованных лиц, если сведет на эту дорожку академика, трижды Героя социалистического труда, лауреата сталинской и ленинской премий, — и ее голова закружилась. Все еще могло получиться! Как только она убедилась, что сможет влиять на Сахарова, реально зомбировать и управлять академиком, срочно оформила развод с первым мужем, расписалась с Сахаровым и…тут же, в 1972году вышла из КПСС, якобы, «по своим убеждениям». Отныне, всю полноту своего времени и сил Сахаров принужден был отдавать участию в, разного рода, правозащитных кампаниях.

Супружеская пара развила настолько бурную деятельность, что, разумеется, просто не имела права остаться без внимания компетентных органов. Переселив супругов в принудительном порядке в Горький, их, фактически, спасли от более тяжелой участи — обвинения и уголовного наказания за

разглашение государственной тайны о ядерном щите СССР, и, между прочим, Сахаров несколько раз ранее, давал подписки о неразглашении гостайны. Вот очень показательный документ(копия):

«Совершенно секретно

ЦК КПСС

Об административном переселении из Москвы

Сахарова А.Д. и Боннэр Е.Г.

Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР и Прокуратура Союза ССР докладывали ЦК КПСС об антисоветской деятельности Сахарова А.Д.

В последнее время он, встав на путь открытой борьбы против Советской власти, разглашает противнику государственные секреты, имеющие отношение к важнейшим проблемам обороны страны.

В состоявшейся 29 ноября 1974 года беседе с американским корреспондентом Х.Смитом Сахаров, комментируя заключенное во Владивостоке соглашение об ограничении стратегических наступательных вооружений, заявил, что «мы можем половину

ракет перевести на кассетные боеголовки», что «наши ракеты больше американских и по размеру, и по весу», причем «Советский Союз будет модернизировать свои ракеты, сохраняя их количество». Развивая мысль Смита о бесполезности систем ПВО, Сахаров сказал, что «мы пошли на уменьшение их (систем) в два раза, сохранив защиту Московского района».

В декабре 1974 года Сахаров убеждал американского корреспондента Аксельбанка в том, что «... содержание договоренности выглядит не очень удачным. Неудачно то, что договорились о числе ракет, но никак не оговорили характеристики типа, мощности, силы взрыва, подъемного суммарного веса. Поэтому это соглашение выглядит как неравноправное, дающее советской стороне одностороннее преимущество.

В условиях, когда у Советского Союза принятый стартовый вес ракет примерно в 3 раза отличается от стартового веса, принятого в американской армии, договариваться о равных пределах численности ракет, никак не отражая договоренности о весе ракет,-значит дать преимущество Советскому Союзу».

В январе этого года при таможенном досмотре у канадского корреспондента Д.Леви была изъята магнитофонная запись его беседы с Сахаровым. В этой беседе Сахаров, в частности, утверждал, что «... ядерное оружие изготовляется Министерством среднего машиностроения, а ракеты - Министерством общего машиностроения... Советские стартовые позиции - это грандиозные подземные сооружения, к возведению которых привлечена большая часть солдат, сведенных в военно-строительные отряды... У нас уже

есть первые кассетные боеголовки, которые осенью 1973 года были испытаны. Очевидно, промышленность начала уже работать. Цифры еще

небольшие, что-то около 1200. Причем мы их делаем на базе уже существующих ракет, заменяя мощные боеголовки имеющихся и строящихся ракет на разделяющиеся... Соглашение заключено в соответствии с нашей технической политикой - изготовлять

не очень много ракет, но делать их более мощными... У Советского Союза 2400 боеголовок, из которых 1200 разделяющихся на восемь, что необычайно много...».

По заключению экспертов, указанные сведения относятся к совершенно секретным, составляющим государственную тайну (заключение комиссии Минсредмаша прилагается).

Анализ действий Сахарова и Боннэр показывает, что они от антисоветской деятельности не откажутся, тем более, что она щедро оплачивается западными кругами в форме присуждения всяческих премий и денежных переводов. Очередной акцией, направленной на активизацию антисоветской деятельности Сахарова, явилось провокационное присуждение ему Нобелевской премии мира. О том, что эта премия присуждена Сахарову за его антисоветизм, не скрывает даже западная пресса.

Так, шведская газета «Дагенс нихетер» заявила о том, что «Нобелевский комитет своим выбором лауреатов за последние годы допустил такое плохое суждение в оценке кандидатур, что премия мира была серьезно скомпрометирована».

Английская газета «Гардиан» утверждала, что «если мир означает не что иное, как политическую разрядку, то норвежский комитет выбрал не того человека для премии мира».

Присуждение Нобелевской премии мира является, вместе с тем, попыткой противника представить Сахарова как знамя борьбы с социализмом и преследует цель не только активизировать, но и легализовать его антиконституционную деятельность.

В связи с этим представляется целесообразным осуществить в отношении Сахарова и его жены Боннэр административные меры, которые затруднили бы проведение ими враждебной деятельности. Вносится предложение переселить Сахарова и Боннэр в административном порядке по Указу Президиума Верховного Совета Союза ССР в город Свердловск - 44 , закрытый для иностранцев по режимным соображениям,

где имеется возможность их трудоустроить и обеспечить соответствующим

жильем.

Проекты постановления ЦК КПСС, Указа Президиума Верховного Совета СССР и

заявления для печати прилагаются.

Просим рассмотреть.

Ю. АНДРОПОВ Д. УСТИНОВ Р. РУДЕНКО

16/XI 1975 года

2869-А».

8 января 1977 — в Москве прогремели три взрыва: в 17:33 в метро на перегоне между станциями «Измайловский парк» и «Первомайская», в 18:05 в продуктовом магазине № 15 Бауманского райпищеторга на площади Дзержинского (ныне Лубянская), в 18:10 в чугунной мусорной урне около продовольственного магазина № 5 на улице 25 Октября (нынеНикольская) — в результате погибло 29 человек. По данным следствия, исполнителями этих терактов являлись жители Еревана: Степан Затикян, Акоп Степанян, Завен Багдасарян. У первого, признанного организатором группы, в квартире была обнаружена схема взрывного устройства, сработавшего в метро, у второго — детали новых взрывных устройств. Все трое являлись членами нелегальной армянской националистической партии. Что-что, а раскрывать подобные преступления в СССР тогда умели, сказывался послевоенный опыт.

Неожиданно за границей публикуется письмо Сахарова, где он, защищая террористов, утверждает, что теракт совершили советские власти, чтобы очернить диссидентов. 25 января Сахаров был вызван в Прокуратуру СССР, где заместитель генерального прокурора СССР Гусев сказал ему: «Цель вызова – официальное предупреждение. Недавно вы сделали и широко распространили заявление, которое используется враждебной нам зарубежной пропагандой. В этом заявлении вы чудовищно и клеветнически утверждаете, что взрыв в московском метро – дело рук и провокация органов власти, направленная против так называемых диссидентов. Вы обязаны дезавуировать свое заведомо ложное утверждение, опубликовав опровержение».

Неужели кто-нибудь может сомневаться, что если бы террористы были другой, не армянской национальности, Сахаров встал бы на их защиту?! Так далее у них и пойдет по жизни — пишется Сахаров, а подразумевается Боннэр. Приведенная ниже копия документа абсолютно показывает, какая любовь и дружба царила в этом семейном гнездышке:

«Экз. 2

03.08.85 1393-Ч ЦК КПСС

0 подстрекательской роли жены Сахарова Боннэр

Комитет государственной безопасности СССР ранее докладывал ( 1291-Ч от 20.07.85 г.), что Сахаров А.Д. II июля сего года по его просьбе был выписан из Горьковской областной больницы имени Семашко.

Выписка Сахарова из больницы явилась полной неожиданностью для Боннэр и вызвала крайне отрицательную реакцию с ее стороны. С присущей ей агрессивностью и настырностью она в грубой, издевательской форме обвинила мужа в том, что его решение вернуться домой срывает ее планы любой ценой добиться разрешения на поездку за границу.

Настаивая на продолжении так называемой "голодовки", Боннэр подчеркивала ее необходимость особенно в связи с предстоящей в Хельсинки встречей министров иностранных дел по случаю 10-й годовщины подписания Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Она убеждала Сахарова, что в Хельсинки делегации капиталистических стран будто бы вновь поднимут

вопрос об их судьбе и им необходимо подкрепить эти демарши Запада.

Массированная психологическая обработка со стороны Боннэр вызвала у Сахарова боли в области сердца и он вынужден был неоднократно принимать нитроглицерин. Понимая состояние мужа, Боннэр

тем не менее запретила ему употреблять предписанное врачами лекарство и вновь толкнула его на голодовку.

27 июля Сахаров снова был помещен в Горьковскую областную больницу имени Семашко, где он заявил главному врачу, что, добиваясь поездки Боннэр в США, он «объявляет бессрочную голодовку и будет питаться лишь принудительно». В действительности же, никакого принуждения при кормлении Сахарова применять, как и прежде, не приходится. Первые две-три ложки он съедает из рук медицинского персонала, всю остальную пищу поглощает сам совершенно добровольно и с присущим ему в больничных условиях аппетитом.

Сообщается в порядке информации.

Председатель Комитета В.Чебриков».

Дмитрий Сахаров, сын академика Сахарова, описывая самую первую голодовку отца, рассказывает: - "В те дни я приехал в Горький, надеясь убедить отца прекратить бессмысленное самоистязание (голодовку). Между прочим, Лизу (невесту сына Боннер) я застал за обедом! Как сейчас помню, она ела блины с черной икрой. Представьте, как мне стало жаль отца, обидно за него и даже неудобно. Он, академик, известный на весь мир ученый, устраивает шумную акцию, рискует своим здоровьем - и ради чего? Понятно, если бы он таким образом добивался прекращения испытаний ядерного оружия или требовал бы демократических преобразований… Но он всего лишь хотел, чтобы Лизу пустили в Америку к Алексею Семенову (сыну Боннер). А ведь сын Боннэр мог бы и не драпать за границу, если уж так любил девушку».

Во время горьковской ссылки в 1982 году в гости к Андрею Сахарову приехал тогда еще молодой художник Сергей Бочаров. Он мечтал написать портрет опального ученого и правозащитника. Работал часа четыре. Чтобы скоротать время, разговаривали. Беседу поддерживала и Елена Боннэр. Конечно, не обошлось без обсуждения слабых сторон советской действительности. « Сахаров не все видел в черных красках, — признался Бочаров в интервью «Экспресс газете». — Андрей Дмитриевич иногда даже похваливал правительство СССР за некоторые успехи. Теперь уже не помню, за что

именно. Но за каждую такую реплику он тут же получал оплеуху по лысине от жены. Пока я писал этюд, Сахарову досталось не меньше семи раз. При этом мировой светило безропотно сносил затрещины, и было видно, что он к ним привык». Тогда художника осенило: писать надо не Сахарова, а Боннэр, потому что именно она управляет ученым. Бочаров принялся рисовать ее портрет черной краской прямо поверх изображения академика. Боннэр полюбопытствовала, как идут дела у художника, и глянула на холст. А увидев себя, пришла в ярость и кинулась размазывать рукой масляные краски. «Я сказал Боннэр, что рисовать «пенька», который повторяет мысли злобной жены, да еще терпит побои от нее, я не хочу, — вспоминает Сергей Бочаров. — И Боннэр тут же выгнала меня на улицу».

И, разумеется, нельзя не вспомнить «одемокрачивание» национального вопроса в СССР Сахаровым, как самого «демократиччного из всех демократов», когда он, не зная истории вопроса и сути проблем, влез в еще только разгорающийся конфликт по Нагорному Карабаху между Азербайджаном и Арменией. Он пишет письмо к Александру Яковлеву, тогда секретарю ЦК КПСС, позже напечатанное в еженедельнике «Московские новости», который из за систематического опубликования предвзятых и циничных односторонних материалов в то время, смело можно было называть «Армянские новости»:

«Глубокоуважаемый Александр Николаевич!

Армяно-азербайджанский конфликт достиг, крайней степени остроты. Следу-ет опасаться массовых столкновений во всех местах совместного проживания армян и азербайджанцев. Поэтому, в частности, совершенно недопустимо разрешить возвращение беженцев(азербайджанских) к местам их прежнего проживания. ...

Острота конфликта требует немедленных и смелых политических решений. Первым из них должно быть решение о выводе НКАО из подчинения Азербайджана. После десятилетий национального гнета, после Сумгаита, любая попытка сохранить в какой-либо форме подчинение НКАО Азербайджану не будет принята армянами и большей частью России.

Вероятно, целесообразно одновременно объявить о создании на территории Нагорного Карабаха всесоюзной здравницы для лечения больных астматическими (преимущественно) заболеваниями, в особенности детей, а также для реабилитации и лечения детей, пострадавших от землетрясения (предложение Е.Г. Боннэр). Такое заявление могло бы значительно смягчить остроту реакции на принятое решение. Детские санатории на территории Нагорного Карабаха могли бы быть весьма быстро сооружены зарубежными строительными фирмами на средства, собранные во всем мире для помощи Армении.

Одновременно следует принять на территории Азербайджана более эффективные меры для обеспечения безопасности армянского населения от возможных актов насилия. В то же время сохранение особого положения в Ереване представляется неоправданным и оскорбительным по отношению к народу, пережившему трагедию землетрясения. Не оправданным морально и политически представляется также арест членов Комитета Карабах. Мы пришли к убеждению, что вся интеллигенция осуждает арест членов Комитета Карабах».

Естественно, армянскими сепаратистами это письмо было возведено в ранг «манифеста» и растиражировано по всему миру. В своих воспоминаниях Боннэр как раз отмечала горячую благодарность Зория Балояна и ее подружки Сильвы Капутикян «великому гуманисту академику Сахарову».

Хотя даже Томас де Ваал, в своей книге «Черный сад» отмечал, что

« проармянская позиция Сахарова сформировалась под влиянием его жены-армянки».

Когда дети, зять и невестка Боннэр, один за другим упорхнули за границу, эмигрировать хотел и сын Сахарова, Дмитрий. Но отец и мачеха в один голос сказали, что не дадут ему разрешения на выезд их Союза. На вопрос журналиста, почему он хотел уехать из СССР Дмитрий ответил: « я, как и все просто хотел посмотреть, как там живут, мне было очень интересно. Но Боннэр прямо заявила, что на западе должны быть только одни «дети Сахарова», то есть, ее собственные. А ведь совместных детей у них с отцом не было, и Татьяна с Алексеем, кстати, в открытую презиравшие его, никакого отношения к Сахарову не имели. Но в случае моего появления там, ее отпрыскам могло достаться меньше благ от зарубежных правозащитных организаций. К материальной стороне жизни с отцом Боннэр относилась сверхчувствительно. Но самым виртуозным образом она поступила с деньгами Березовского! Два года назад музей Сахарова в Москве был на грани закрытия, не было средств на его содержание и зарплату сотрудникам. Тогда олигарх подбросил с барского плеча три миллиона долларов. Боннэр тут же распорядилась направить эти деньги на счет Фонда Сахарова в США, а не в России! Причем эта зарубежная организация активно занимается не столько благотворительностью, сколько коммерцией. Теперь миллионы крутятся на счетах в США, а музей отца по-прежнему влачит жалкое существование. Чем занимается Фонд Сахарова в Бостоне, для меня большая загадка. Фондом занимается сама Боннэр, теперь живущая в США».

Действительно, когда человек, обладающий званием и положением, рискует говорить правду, критикуя систему, – это достойно уважения. Но при этом он обязан профессионально разбираться в том, о чем говорит. Иначе неизвестно, как его слово, сказанное под чужим влиянием, отзовется в судьбах других людей. Сегодня в российском обществе, осторожно, с долей скепсиса, в открытую говорится, что идеи Сахарова не актуальны: «Идеи

конвергенции имели смысл, когда существовало две мировые системы - капиталистическая и советская. Сахаров хотел найти общее между ними. Это - утопия».

Трудная работа искать и возрождать истину, по крупицам собирая факты и воспоминания современников, особенно тех событий, которые в свое время подверглись намеренным искажениям, целенаправленной лжи и замалчиванию. Выяснилось, что грустное событие, описываемое в статье «Гуманитарный коридор имени Елены Боннэр», по воспоминаниям Надежды Петросовой, действительно произошло, и действительно касалось событий, произошедших в Азербайджане, тоже весной, но только 1988 года.

Петросова, хотя и уже очень пожилой человек, к тому же аполитичный, крепко запомнила слова Боннэр, как ей показалось, на бытовую тему, слово «коридор» там действительно присутствовало. Однако, как теперь прояснилось, относилось оно к сумгайытским событиям.

Вот что пишет в октябре 1992 года сама Боннэр: « Первое открытое письмо М. С. Горбачеву о Карабахе Сахаров написал в марте 1988 года. «МН» стыдливо опубликовали часть его и полностью только через два года после кончины автора. …другое письмо А. Д. Сахарова М. С. Горбачеву написано в августе 1988 года и не публиковалось. Писалось оно трудно, под неоднократно повторявшуюся фразу: «Об Горбачева по любому поводу можно биться как головой об стену, а он все будет повторять: «Мы опоздали на три часа». Когда письмо было вчерне закончено, к нам неожиданно приехали (мы жили в Протвине) Афанасьев, Баткин, Карпинский, Карякин, Жаворонков. До этого были еще обсуждения с Буртиным, Адамовичем, Шаталиным. Родилась «Московская трибуна». И назначили первое собрание на 2 сентября. Тогда Сахаров решил письмо не отправлять — пусть оно будет от группы московских интеллигентов. Но интеллигенты не поддержали. … пресса по-прежнему лжет, что наемники воюют на двух сторонах. Неправда — на одной — у которой есть деньги! И стреляют они не только в армян, но и в азербайджанских необученных мальчишек, когда те бегут с поля боя. Через несколько лет начнут оправдываться — в своих не стреляли? А с неба на Карабах за сутки падает до восьмисот снарядов и бомб — чем не Дрезден».

Раз у нас пошел здесь такой разговор, приведем письмо Сахарова Горбачеву о Нагорном Карабахе полностью: «ГЛУБОКОУВАЖАЕМЫЙ Михаил Сергеевич! Я вновь обращаюсь к Вам по проблеме Наг. Карабаха. Я пытался звонить Вам до и после заседания Президиума Верховного Совета СССР от 13 июля, но не получилось. Я не могу выступать от имени целого народа, на это у меня нет права. Но мне кажется, я могу и обязан выступить от имени значительной части советской

интеллигенции, а именно той ее части, которая наиболее активно поддерживает Вас и Вашу политику, поддерживает перестройку, страдает от ее неудач и промахов и готова искренне радоваться первым успехам. Я думаю, не будет преувеличением сказать, что в этих слоях нашего общества принятая Вами линия поведения в проблеме Нагорного Карабаха и решение Президиума Верховного Совета СССР от 18 июля вызывают глубокое разочарование. Причем сложилось так, что проблема Нагорного Карабаха стала как бы пробным камнем всей политики перестройки. Люди говорят: если в этой проблеме пренебрегается волей народа целой области, пренебрегается решением Совета народных депутатов, то, что же остается от Советов, что же остается от перестройки? Для меня несомненно, что выбор линии в этом частном вопросе НК сильнейшим образом сказывается на Вашем авторитете, на общих перспективах перестройки. Люди ждут от Вас активности, наступательности на всех направлениях, во всех острых вопросах межнациональных отношений, начиная — так исторически получилось — с Нагорного Карабаха и с последовательным решением всего комплекса вопросов, подлинной, а не бумажной экономической реформы, ликвидации диктата ведомств и парторганов, ликвидации системы привилегий. Меры экономического и социального характера важны и необходимы, но сегодня их уже недостаточно! Болезнь, требующая хирургического лечения, загоняется внутрь. Не мне говорить Вам, как это опасно и как это разлагает и деморализует людей, лишает их жизненной и общественной активности. Больший удар по перестройке трудно было нанести! Это глубоко чувствуют не только армяне, но все, кому она дорога. Постановление Президиума Верховного Совета СССР вызвало глубокое разочарование во всем армянском народе, а в Нагорном Карабахе просто отчаяние. (Дискредитированы многочисленные заверения о роли Советов, народного волеизъявления, народной инициативы. Люди задумываются: неужели это были только слова?)». Трое суток длились чудовищная резня, издевательства над беззащитными людьми, насилия и убийства армян — все это в часе езды от Баку. Передо мной копии свидетельств о смерти и краткие описания судеб людей. Даты смерти в них 27, 28, 29 февраля. Это ужасающие документы (я мог бы Вам их переслать). Среди них — свидетельство об изнасиловании и зверском убийстве 75-летней женщины. Рассказ о группе армян, которые 8 часов держали оборону в верхнем этаже дома, на помощь убийцам была подогнана пожарная машина с раздвижными лестницами, после чего большинство было убито, среди убитых несколько вернувшихся из Афганистана военнослужащих, одного (или двоих) из них сожгли заживо, изнасилования с загонянием во влагалище водопроводной трубы. Говорят, что списки армян составлялись по домоуправлениям заранее по распоряжению райкомов и попали в руки убийц (но это последнее утверждение нуждается в проверке). Азербайджанцы, живущие рядом с армянами, были заранее предупреждены оставить включенным свет. Воинствующие толпы водили по улицам обнаженных женщин, подвергали их издевательствам и пыткам. Трупы

изнасилованных уродовались, в глумлении над пытками принимали участие подростки. В свете всего этого вряд ли можно говорить, что это были стихийные действия подонков и что просто войска опоздали на несколько часов. Если кто-либо мог сомневаться в необходимости отделения НК от Азербайджана до Сумгайыта, то после этой трагедии каждому должна быть ясна нравственная неизбежность этого решения. После этой трагедии не остается никакой нравственной возможности настаивать на сохранении территориальной принадлежности НКАО к Азербайджану. Официальные списки погибших в Сумгаите не опубликованы, это заставляет сомневаться в точности официальных данных о числе погибших. Нет сообщений о ходе следствия. Такое преступление не могло не иметь организаторов. Кто они? Не было официального соболезнования правительства СССР семьям погибших! (Перехожу к вопросу, имеющему принципиальное значение. На заседании Президиума были попытки утверждать, что вопрос о Нагорном Карабахе искусственно создан и раздут усилиями экстремистов (Щербицкий даже говорил о мифических антисоветских силах). Все это опасная нелепость, уводящая от правильного понимания проблемы и необходимости ее решать. Было бы ударом по перестройке, если нормализовать положение власти попытаются репрессивными методами, дополненными клеветой и провокациями в духе эпохи застоя. (Некоторые примеры подобной тактики мы уже имеем.) В действительности, забастовки — законный акт волеизъявления народа. Чем скорей власти пойдут навстречу, отказавшись от иллюзий и маневрирования, тем меньше будет потерь. Что же конкретно можно сделать сейчас?) Проблема Нагорного Карабаха приобрела огромное значение. По существу от ее решения зависит, будут ли миллионы армян активными и инициативными участниками жизни нашей страны, или они окажутся на ее периферии, в глубокой апатии и разочаровании. Но и судьба перестройки во всей стране тоже в значительной степени зависит от того, будут ли удовлетворены законные требования армянского народа. (Глубокое разочарование Постановлением Президиума Верховного Совета — во всем армянском народе. А в Нагорном Карабахе — просто отчаяние. Я не знаю, что Вам докладывают о положении и настроениях людей в Армении и НКАО ваши советники. Скажу, что известно мне из многочисленных бесед. Общее убеждение народа — абсолютная невозможность для АО оставаться в рамках Азербайджана. Это аксиома, вокруг которой группируются все остальные варианты и способы решения проблемы.) Слишком много наболело в душе армянского народа за прошедшие годы сталинизма и застоя, за всю его многовековую безмерно трагическую историю, чтобы можно было приглушить эту горечь косметическими средствами и обещаниями. Никакие полумеры не смогут успокоить людей, никакие разговоры о дружбе народов. Если кто-то еще мог сомневаться в этом до Сумгаита, то после этой трагедии ни у кого не остается никакой нравственной возможности настаивать на сохранении территориальной принадлежности НКАО к Азербайджану. (Вы неправильно говорили, что ввод войск запоздал на несколько часов.

Чудовищная резня, издевательство над беззащитными людьми, насилие и убийства армян длились трое суток. Сумгайыт в менее чем часе езды от Баку.) Я убежден, что справедливое решение проблемы НК в соответствии с волей населения НКАО также и в интересах азербайджанского народа. Есть такой прием — говорят, что нельзя решать проблемы одного народа за счет другого народа. Это, конечно, в принципе правильно, часто приходится искать компромиссные решения. Но в данном случае это чистейшая демагогия. Народ, который отказывает другому народу в праве на самоопределение, сам не может быть свободным. Так говорили Маркс, Энгельс, Ленин. И в Азербайджане это видно наглядно. Многие годы руководители республики искусно использовали карабахский вопрос для отвлечения народа от своих темных дел. Лжеученые им в этом помогали. Социальные проблемы уходили на задний план. Хлопок выращивался с пренебрежением требований экологии и здоровья людей. Расцветала коррупция. Азербайджанцам, которыми так долго манипулировала мафия, именно это надо объяснять! Михаил Сергеевич! Почти полгода, как нагорно-карабахский вопрос стал одним из ключевых во всей нашей жизни. Поезжайте в Степанакерт, Баку, Ереван. Поговорите там с людьми. И самое главное — способствуйте справедливому решению вопроса. Михаил Сергеевич! Вы упомянули в своем выступлении проблему Конституции. В постановлении Президиума Верх. Совета СССР и в ряде выступлений содержалась ссылка на статью 73 Конституции СССР, согласно которой территория союзной республики не может быть изменена без ее согласия. Эта статья противоречит в применении к малым национально-государственным образованиям, входящим в состав союзной республики, основополагающему принципу самоопределения наций, и должна быть поэтому отменена. Я считаю чрезвычайно важным недвусмысленное заявление по этому поводу Политбюро или ЦК в специальном письме. Необходимо подчеркнуть, что, очищая нашу жизнь от наследия прошлых лет, мы видим в сталинско-брежневской Конституции ряд дефектов, порожденных сталинизмом и застоем (как и во всей системе законодательства). Необходимо указать, что Конституция должна быть пересмотрена и в других отношениях (она должна отразить дух перестройки — демократизацию, роль Советов, гласность. Заявление будет способствовать развитию и укреплению авторитета ее лидеров. Такое заявление будет иметь очень большое политическое значение, способствуя вместе с другими мерами уменьшению напряжения в НКАО и в Армении в период, предшествующий кардинальному решению проблемы НК.) В Постановлении Президиума содержится важный пункт о посылке в НКАО представителей Верховного Совета СССР. Но я убежден, что этого совершенно недостаточно в реальной трагически острой ситуации, в особенности — в общем контексте Постановления, не содержащего указания на возможность выхода НКАО из Азербайджанской ССР в будущем и, наоборот, отвергающего такую возможность. (Михаил Сергеевич! В качестве

минимальной и срочной меры необходима передача власти в АО временной администрации, непосредственно подчиненной верховным органам СССР. Ядром этой системы власти может стать комиссия ВС, создаваемая в рамках принятого Постановления Президиума. Для этого ее следует наделить соответствующими широкими полномочиями)». Андрей САХАРОВ».

Данное письмо удивительным образом, почему-то впервые, было опубликовано за границей, и, безусловно, вызвало большой резонанс антиазербайджанских настроений. А вот почему оно было написано только в августе, восемьдесят восьмого года, разъясняет никто иная, как Галина Старовойтова.

Любовь Гербер, давняя подруга Старовойтовой по Петербургу, делится воспоминаниями: « …в конце марта 1988года я была проездом в Москве, и договорилась с Галиной вместе пообедать в ресторане. Она приехала с опозданием, возбужденная. Рассказала, что была у Боннэр, и что этот «блаженный», так она втихую называла Сахарова, отказывается писать в докладе Горбачеву некоторые факты по Сумгаиту, мотивируя, что в материалах дела, видишь ли, этого нет. Какая ему разница, женщин и детей убивали везде, и в квартирах, и на лестничных коридорах, и на улице. Одним убийством больше, одним меньше, что с того». Этот разговор лег неприятным осадком на душу подруги, и далее она избегала встреч со Старовойтовой.

Ну, а Сахарова, похоже, через несколько месяцев все-таки уговорили принять ложные факты за данность. Тем более, что методы, которыми действовала Боннэр, уже известны.

Когда Сахаров скончался, один известный журналист написал: «так умирают праведники — во сне». На самом деле, когда Боннэр пошла будить спавшего в другой комнате академика, то он лежал на полу, в темном коридорчике, у книжных полок, бездыханный, с лицом, искаженным гримасой ужаса и вытянутыми руками, как будто до последнего мгновения слепо, наощупь, искал выход…

А был ли праведник?

Татьяна Чаладзе

заслуженный журналист Азербайджанской Республики